1. Так как Цезарь по многим причинам ожидал еще больших волнений в Галлии, то он решил произвести новый набор, поручив заведование им легатам М. Силану, Г. Антисию Регину и Т. Секстию. Вместе с тем он просил проконсула Гн. Помпея – ввиду того, что сам Помпей оставался по политическим причинам под Римом, с сохранением высшей военной власти, – призвать под знамена и отправить к нему тех солдат, которых Помпеи в свое консульство набрал в Цисальпийской Галлии и привел к присяге (1). Цезарь считал очень важным поддерживать в галлах и на будущее время высокое мнение о военных ресурсах Италии, которые позволяют не только быстро пополнять понесенный на войне урон, но и во много раз увеличивать армию свежими силами. Помпей исполнил его просьбу в видах государственной пользы, а также по дружбе. В свою очередь и легаты быстро набрали три легиона и еще до начала зимы сформировали их и привели к Цезарю. Таким образом получилось двойное число когорт сравнительно с погибшими для Цезаря пятнадцатью когортами Кв. Титурия, и уже самой быстротой и численностью пополнения Цезарь доказал, что значит благоустройство и мощь римского государства.
2. После убийства Индутиомара, о котором шла речь выше (2), треверы вручили верховную власть его родственникам. Те не переставали волновать соседних германцев и обещать им денежные суммы. Не будучи в состоянии склонить на свою сторону ближайших соседей, они пытаются привлечь к себе более отдаленные племена. Когда таковые нашлись, они скрепляют союз с ними клятвой и обеспечивают денежное вознаграждение выдачей заложников. Они заключают дружественный союз также и с Амбиоригом. Эти вести убедили Цезаря в том, что ему со всех сторон грозит война: нервии, адуатуки и менапии в союзе с германцами, живущими на этом берегу Рейна, стоят под оружием, сеноны, несмотря на его приказ, не явились к нему и заводят сношения с карнутами и соседними племенами, треверы соблазняют германцев своими частыми посольствами. При таких обстоятельствах Цезарь счел нужным заблаговременно подумать о войне.
3. Поэтому еще до окончания зимы он стянул четыре ближайших легиона и с ними неожиданно вторгся в страну нервиев. Прежде чем они могли собраться или убежать, он захватил множество скота и народа, отдав его в добычу солдатам, и опустошил их поля. Этим он принудил их покориться и дать заложников. Быстро окончив эту операцию, он отвел легионы назад на зимние квартиры. В начале весны он, по обыкновению, назначил общегалльское собрание, на которое явились все, кроме сенонов, карнутов и треверов. В этом он усмотрел сигнал к войне и отпадению и, чтобы показать, что это для него самое неотложное дело, перенес собрание в город парисиев – Лутетию. Они были соседями сенонов и на памяти наших отцов соединились с ними в одну общину, но можно было думать, что теперь они стояли в стороне от этого движения. Заявив с трибунала о таком положении дел, Цезарь в тот же день выступил с легионами против сенонов и достиг их страны ускоренным маршем.
4. При известии о его приближении главный зачинщик возмущения Аккон приказал деревенскому населению сходиться в города. Но еще прежде, чем эта попытка могла быть исполнена, пришла весть, что римляне уже здесь. Тогда сеноны по необходимости оставили свой план и отправили к Цезарю послов с просьбой о помиловании. Доступ к нему они получили при посредстве эдуев, под покровительством которых они состояли издавна. По просьбе эдуев Цезарь охотно простил их и принял их извинения, полагая, что летом надо заниматься предстоящей войной, а не производством следствия. Он потребовал от них сто заложников, надзор за которыми поручил эдуям. Сюда же и карнуты прислали послов и заложников; ходатаями за них были ремы, под покровительством которых они состояли. Им дан был такой же ответ. Затем Цезарь распустил собрание и приказал общинам поставить всадников.
5. Замирив эту часть Галлии, Цезарь обратил все свои мысли и все внимание на войну с треверами и Амбиоригом. Каварину (3) и его коннице он приказал выступить вместе с ним из опасения, как бы его раздражение или ненависть земляков, которую он навлек на себя, не вызвали волнений в его народе. Эти дела были, следовательно, устроены. Что же касается Амбиорига, то Цезарь был уверен, что он воздержится от сражения, но старался отгадать и другие его замыслы. Соседями эбуронов были защищенные сплошными лесами и болотами менапии, которые одни из всех галлов никогда не посылали к Цезарю послов с просьбой о мире. Он знал, что они связаны узами гостеприимства с Амбиоригом, который при посредстве треверов вступил в дружественные отношения также и с германцами. Вот этой-то поддержки и надо было лишить его раньше, чем напасть на него самого: иначе с отчаяния он начал бы искать себе убежища у менапиев или же вынужден был бы пристать к зарейнским германцам. Приняв такое решение, Цезарь послал обоз всей армии в страну треверов к Лабиэну и, кроме того, туда же приказал двинуть два легиона, а сам с пятью легионами налегке выступил против менапиев. Последние, в надежде на то, что самая местность достаточно защитит их, не собирали никаких отрядов, но бежали в леса и болота и туда же перенесли все свое имущество.
6. Поделившись своими боевыми силами с легатом Г. Фабием и квестором М. Крассом, Цезарь быстро навел мосты и двинулся на неприятеля тремя колоннами. Дворы и селения он предал пламени и захватил много скота и народа. Это вынудило менапиев послать к нему послов с просьбой о мире. Он взял от них заложников и заявил, что будет рассматривать их как врагов, если они дадут у себя приют Амбиоригу или его послам. Укрепив здесь свое положение, он оставил у менапиев для наблюдения атребата Коммия с конницей, а сам двинулся против треверов. 7. За это время треверы собрали большие пешие и конные силы и готовились напасть на Лабиэна, который зимовал с одним легионом в их стране. Они были от него уже не более чем в двух переходах, как вдруг узнали, что подошли два легиона, посланных Цезарем в подкрепление. Разбив свой лагерь в пятнадцати милях, они решили ожидать прихода германских вспомогательных войск. Лабиэн, узнав об их замыслах и надеясь, что их необдуманность даст ему случай сразиться, оставил для прикрытия обоза пять когорт, с двадцатью пятью когортами и с большим конным отрядом двинулся против неприятеля и в одной миле от него разбил укрепленный лагерь. Его отделяла от неприятеля трудная для перехода река с отвесными берегами. И сам он не собирался переходить через нее, и враги, по его предположениям, не стали бы переходить. У них со дня на день увеличивалась надежда на приход подкреплений. Тогда Лабиэн открыто говорит на военном совете, что ввиду слухов о приближении германцев он не намерен рисковать собой и своим войском и на следующий день снимется с лагеря. Это скоро было сообщено врагам, так как из большого числа галльских всадников некоторые, естественно, сочувствовали галльскому делу. Лабиэн созвал ночью военных трибунов и старших центурионов, познакомил их со своим планом и, чтобы тем легче внушить врагам мысль о нашей трусости, приказал сняться с лагеря с большим шумом и беспорядком, чем это обыкновенно бывает у римлян. Этим он сделал свое отступление похожим на бегство. При большой близости лагерей разведчики и об этом еще до рассвета донесли врагам.
8. Едва арьергард выступил из лагеря, как галлы начали убеждать друг друга не упускать из рук желанную добычу: было бы долго, говорили они, при такой панике среди римлян, дожидаться помощи от германцев, да и противно их достоинству бояться с их огромными силами напасть на ничтожный отряд, который вдобавок бежит и обременен тяжестями. Поэтому они без колебаний перешли через реку и завязали сражение. Лабиэн, который заранее этого ожидал, продолжал делать вид, что отступает, и двигался не спеша, чтобы все их силы заманить на этот берег реки. Затем, пустив обоз несколько вперед и устроив его на одном холме, он сказал: вот вам, солдаты, желанный случай: враг в ваших руках на позиции, для него затруднительной и невыгодной. Проявите передо мной, вождем вашим, ту же храбрость, какую вы часто проявляли перед вашим императором, и думайте, что он сам здесь и сам на вас смотрит. Вместе с тем он приказывает сделать поворот в сторону врага и выстроиться; для прикрытия обоза он послал несколько эскадронов, а остальную конницу расположил на флангах. Наши немедленно подняли крик и стали пускать в неприятелей копья. Как только те увидели, что мнимые беглецы, против ожидания, идут на них в атаку, они не могли выдержать даже первого натиска, но уже при первом столкновении пустились бежать и устремились в леса. Лабиэн преследовал их с конницей, много перебил, немало взял в плен и, таким образом, через несколько дней снова покорил это племя. Ибо германцы, которые уже шли к ним на помощь, при известии о бегстве треверов вернулись домой. Вместе с ними удалились из страны и родственники Индутиомара, которые были зачинщиками этого возмущения. Кингеторигу, который, как мы говорили, с самого начала и до конца остался верным римлянам, была дана высшая гражданская военная власть.
9. Прибыв из страны менапиев в страну треверов, Цезарь решил по двум причинам переправиться через Рейн: во-первых, оттуда были посланы треверам вспомогательные войска против него, во-вторых, он не желал, чтобы там нашел себе убежище Амбиориг. Сообразно с этим он приказал навести мост несколько выше места своей первой переправы. Так как система сооружения была солдатам знакома и испытана на деле, то эта работа была выполнена при большом усердии солдат в несколько дней. Оставив в стране треверов у моста надежное прикрытие для предупреждения их внезапного возмущения, он перевел остальные силы и конницу на другой берег. Убии, которые еще раньше дали заложников и покорились, прислали к нему с целью оправдания послов и доказывали, что их община не посылала помощи треверам и осталась непоколебимо верной. Они убедительно просили пощадить их и из ненависти ко всем германцам вообще не наказывать невиновных вместо виновных: если Цезарь желает от них еще большего числа заложников, то они готовы их дать. При разборе дела Цезарь нашел, что вспомогательные войска были посланы свебами; поэтому он принял оправдания убиев и стал производить разведку о доступах и дорогах к стране свебов.
10. Тем временем через несколько дней он получил от убиев известие, что свебы стягивают все свои боевые силы в одно место и требуют от подчиненных им племен присылки пеших и конных подкреплений. Тогда он принял меры к обеспечению себя провиантом и выбрал удобную позицию для лагеря. Убиям он дал приказ перевести весь свой скот и движимое имущество из деревень в города – в надежде, что недостаток продовольствия заставит тех грубых варваров принять сражение в невыгодной обстановке. Тем же убиям он поручил почаще посылать к свебам разведчиков и узнавать, что там делается. Они исполнили его приказания и через несколько дней сообщили, что свебы, по получении точных сведений о римской армии, со всеми своими союзными войсками, которые они успели набрать, отступили к самым отдаленным границам своей страны: там есть огромный лес, по имени Бакенский; он идет далеко в глубь страны и служит естественной стеной для херусков и свебов против их нападений и разбойничьих набегов друг на друга: при входе в этот лес свебы и решили выждать приближение римлян.
11. В этой связи нам представляется нелишним поговорить о нравах Галлии и Германии и об отличии этих народов друг от друга. В Галлии не только во всех общинах и во всех округах и других подразделениях страны, но чуть ли не в каждом доме существуют партии. Во главе этих партий стоят лица, имеющие в общественном мнении наибольший вес, на их суд и усмотрение передаются все важнейшие дела. Этот порядок установился, по-видимому, очень давно, с тем чтобы людям простым была обеспечена помощь против сильных. Ибо ни один глава партии не позволяет притеснять и обижать своих приверженцев; в противном случае он теряет у своих сторонников всякое влияние. В общем итоге это явление наблюдается во всей Галлии, ибо во всех общинах существуют две партии.
12. Ко времени прибытия Цезаря в Галлию во главе одной партии стояли эдуи, во главе другой – секваны (4). Последние сами по себе были сравнительно слабы, так как эдуи были издавна самым влиятельным народом и от них зависело много племен. Поэтому секваны вступили в союз с германцами и привлекли их на свою сторону большими материальными жертвами и обещаниями. Но после нескольких удачных сражений и уничтожения всей знати эдуев они получили такой перевес, что перетянули на свою сторону от эдуев значительную часть зависимых племен, взяли у них в заложники детей их князей, заставили дать от лица общины клятву не предпринимать ничего против секванов, а также насильственно завладели частью их пограничной земли и, таким образом, приобрели себе главенство над всей Галлией. Это крайне тяжелое положение заставило Дивитиака отправиться в Рим и просить помощи у нашего сената. С приходом Цезаря все изменилось: были возвращены эдуям заложники, отданы назад зависимые племена, при содействии Цезаря были завязаны связи с другими племенами, так как племена, примкнувшие к эдуям, находили, что эти новые условия для них выгоднее и власть справедливее. Но и во всех других отношениях влияние и авторитет эдуев возросли, и, таким образом, секваны должны были выпустить из рук свое главенство. Их место заняли ремы, и как только обнаружилось, что они пользуются одинаковым с эдуями расположением Цезаря, их клиентами стали объявлять себя те племена, которые из-за старой неприязни никоим образом не могли вступить в союз с эдуями. Ремы опекали их с большой заботливостью и этим укрепляли свое новое, внезапно приобретенное влияние. Вообще к этому времени дело обстояло так, что наиболее влиятельными считались эдуи, а второе место по своему значению занимали ремы.
13. Во всей Галлии существуют вообще только два класса людей, которые пользуются известным значением и почетом, ибо простой народ там держат на положении рабов: сам по себе он ни на что не решается и не допускается ни на какое собрание. Большинство, страдая от долгов, больших налогов и обид со стороны сильных, добровольно отдается в рабство знатным, которые имеют над ними все права господ над рабами. Но вышеупомянутые два класса – это друиды и всадники. Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом. А именно они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах – решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них самое тяжелое наказание. Кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного; как бы он того ни домогался, для него не производится суд; нет у него и права на какую бы то ни было должность. Во главе всех друидов стоит один, который пользуется среди них величайшим авторитетом. По его смерти ему наследует самый достойный, а если таковых несколько, то друиды решают дело голосованием, а иногда спор о первенстве разрешается даже оружием. В определенное время года друиды собираются на заседания в освященное место в стране карнутов, которая считается центром всей Галлии. Сюда отовсюду сходятся все тяжущиеся и подчиняются их определениям и приговорам. Их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда перенесена в Галлию; и до сих пор, чтобы основательнее с нею познакомиться, отправляются туда для ее изучения.
14. Друиды обыкновенно не принимают участия в войне и не платят податей наравне с другими [они вообще свободны от военной службы и от всех других повинностей] (5). Вследствие таких преимуществ многие отчасти сами поступают к ним в науку, отчасти их посылают родители и родственники. Там, говорят, они учат наизусть множество стихов, и поэтому некоторые остаются в школе друидов до двадцати лет. Они считают даже грехом записывать эти стихи, между тем как почти во всех других случаях, именно в общественных и частных записях, они пользуются греческим алфавитом. Мне кажется, такой порядок у них заведен по двум причинам: друиды не желают, чтоб их учение делалось общедоступным и чтобы их воспитанники, слишком полагаясь на запись, обращали меньше внимания на укрепление памяти; да и действительно со многими людьми бывает, что они, находя себе опору в записи, с меньшей старательностью учат наизусть и запоминают прочитанное. Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души: душа, по их учению, переходит по смерти одного тела в другое; они думают, что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость (6). Кроме того, они много говорят своим молодым ученикам о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе и о могуществе и власти бессмертных богов.
15. Другой класс – это всадники. Они все выступают в поход, когда это необходимо и когда наступает война (а до прихода Цезаря им приходилось почти ежегодно вести или наступательные, или оборонительные войны). При этом чем кто знатнее и богаче, тем больше он держит при себе слуг и клиентов. В этом одном они видят свое влияние и могущество.
16. Все галлы чрезвычайно набожны. Поэтому люди, пораженные тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и в других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы; этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе, как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжелом преступлении; а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невиновных.
17. Из богов они больше всего почитают Меркурия. Он имеет больше, чем все другие боги, изображений; его считают изобретателем всех искусств; он же признается указывателем дорог и проводником в путешествиях; думают также, что он очень содействует наживе денег и торговым делам. Вслед за ним они почитают Аполлона, Марса, Юпитера и Минерву. Об этих божествах они имеют приблизительно такие же представления, как остальные народы: Аполлон прогоняет болезни, Минерва учит начаткам ремесл и искусств, Юпитер имеет верховную власть над небожителями, Марс руководит войной (7). Перед решительным сражением они обыкновенно посвящают ему будущую военную добычу, а после победы приносят в жертву все захваченное живым, остальную же добычу сносят в одно место. Во многих общинах можно видеть целые кучи подобных предметов в освященных местах, и очень редко случается, чтобы кто-либо из неуважения к этому религиозному обычаю осмелился скрыть у себя что-нибудь из добычи или унести из кучи: за это определена очень мучительная казнь.
18. Галлы все считают себя потомками [отца] Дита и говорят, что таково учение друидов. По этой причине они исчисляют и определяют время не по дням, а по ночам: день рождения, начало месяца и года они исчисляют так, что сперва идет ночь, за ней день (8). В остальных своих обычаях они отличаются от прочих народов главным образом тем, что позволяют своим детям подходить к себе при народе не раньше достижения ими совершеннолетия и воинского возраста и считают неприличным, чтобы сын в детском возрасте появлялся на публике при отце.
19. К деньгам, которые муж получает в приданое за женой, он прибавляет такую же сумму из своего имущества на основании произведенной оценки. Этому соединенному капиталу ведется общий счет, и доходы с него откладываются. Кто из супругов переживет другого, к тому переходят обе половины капитала вместе с наросшими за все время процентами. Мужья имеют над женами, как и над детьми, право жизни и смерти, и когда умирает знатный человек – глава семейства, то собираются его родственники и, в случае, если его смерть возбуждает какие-либо подозрения, пытают жен, как рабов, и уличенных казнят после всевозможных пыток, между прочим, сожжением. Похороны у галлов, сравнительно с их образом жизни, великолепны и связаны с большими расходами. Все, что, по их мнению, было мило покойнику при жизни, они бросают в огонь, даже и животных; и еще незадолго до нашего времени по соблюдении всех похоронных обрядов сжигались вместе с покойником его рабы и клиенты, если он их действительно любил.
20. В общинах, наиболее благоустроенных, существует строгий закон, чтобы всякий, кто узнает от соседей – будет ли это просто болтовня или определенная молва – нечто касающееся общественных интересов общин, доносил властям и не сообщал никому другому, так как опыт показал, что ложные слухи часто пугают людей безрассудных и неопытных, толкают их на необдуманные действия и заставляют принимать ответственные решения по важнейшим делам. Власти, что найдут нужным скрыть, скрывают, а то, что найдут полезным, объявляют народу, но вообще о государственных делах позволяется говорить только в народном собрании.
21. Нравы германцев во многом отличаются от галльских нравов: у них нет друидов для заведования богослужением, и они мало придают значения жертвоприношениям. Они веруют только в таких богов, которых они видят и которые им явно помогают, – именно: в солнце. Вулкана и луну; об остальных богах они не знают и по слуху. Вся жизнь их проходит в охоте и в военных занятиях: они с детства приучаются к труду и к суровой жизни. Чем дольше молодые люди сохраняют целомудрие, тем больше им славы у своих: по их мнению, это увеличивает рост и укрепляет мускульную силу; знать до двадцатилетнего возраста, что такое женщина, они считают величайшим позором. Однако это и не скрывается, так как оба пола вместе купаются в реках и одеваются в шкуры или небольшие меха, которые оставляют значительную часть тела голой.
22. Земледелием они занимаются мало; их пища состоит главным образом из молока, сыра и мяса. Ни у кого из них нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности; но власти и князья каждый год наделяют землей, насколько и где найдут нужным, роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место. Этот порядок они объясняют разными соображениями; именно, чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием, чтобы они не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений; чтобы люди не слишком основательно строились из боязни холодов и жары; чтобы не нарождалась у них жадность к деньгам, благодаря которой возникают партии и раздоры; наконец, это лучшее средство управлять народом путем укрепления в нем довольства, раз каждый видит, что в имущественном отношении он не уступает людям самым сильным.
23. Чем более опустошает известная община соседние земли и чем обширнее пустыни, ее окружающие, тем больше для нее славы (9). Истинная доблесть в глазах германцев в том и состоит, чтобы соседи, изгнанные из своих земель, уходили дальше и чтобы никто не осмеливался селиться поблизости от них; вместе с тем они полагают, что они будут находиться в большей безопасности, если будут устранять повод для страха перед неожиданными набегами. Когда община ведет оборонительную или наступательную войну, она выбирает для руководства ею особую власть с правом жизни и смерти. В мирное же время у них нет общей для всего племени власти, но старейшины областей и пагов творят суд среди своих и улаживают их споры. Разбои вне пределов собственной страны у них не считаются позорными, и они даже хвалят их как лучшее средство для упражнения молодежи и для устранения праздности. И когда какой-нибудь князь предлагает себя в народном собрании в вожди [подобного набега] и вызывает желающих за ним последовать, тогда поднимаются все, кто сочувствует предприятию и личности вождя, и при одобрениях народной массы обещают свою помощь. Но те из них, кто на самом деле не пойдет, считаются дезертирами и изменниками, и после этого им ни в чем не верят. Оскорбить гостя германцы считают грехом, и кто бы и по какому бы делу к ним ни пришел, ограждают его от обид, признают его неприкосновенным, для него открыты все дома, и с ним все делятся пищей.
24. Было некогда время, когда галлы превосходили храбростью германцев, сами шли на них войной и вследствие избытка населения при недостатке земли высылали свои колонии за Рейн. Таким образом самые плодородные местности в Германии около Геркинского леса (как я нахожу, он известен по слухам Эратосфену (10) и некоторым другим греческим ученым под именем Оркинского) захватили вольки-тектосаги и там поселились. Народ этот до сих пор там живет и пользуется большой славой за свою справедливость и военную доблесть. Но теперь германцы продолжают пребывать в той же нужде и бедности и по-прежнему терпеливо выносят их; у них осталась такая же пища, как прежде, и такая же одежда. Что же касается галлов, то близость римских провинций и знакомство с заморскими товарами (11) способствует развитию у них благосостояния и новых потребностей; благодаря этому они мало-помалу привыкли к тому, чтобы их побеждали, и после многих поражений даже и сами не пытаются равняться в храбрости с германцами.
25. Упомянутый Геркинский лес (12) тянется в ширину на девять дней пути для хорошего пешехода; иначе определить его размеры невозможно, так как германцы не знают мер протяжения. Лес этот начинается на границе гельветов, неметов и рауриков и тянется параллельно с рекой Данувием до страны даков и анартов; отсюда он забирает налево, в сторону от реки и при своем огромном протяжении проходит через земли многих народов. В этой части Германии нет человека, который мог бы сказать, что доходил до конца этого леса (хотя бы он пробыл шестьдесят дней в пути) или даже слыхал бы, где этот конец находится. Как известно, в нем водится много пород животных, не виданных в других местах. Наиболее своеобразные и замечательные из них суть следующие.
26. Здесь водится бык с видом оленя; у него на лбу между ушами выдается один рог, более высокий и прямой, чем у известных нам рогатых животных. В своей верхней части он широко разветвляется наподобие ладони и ветвей. У самки такое же сложение, как у самца: ее рога имеют такую же форму и такую же величину.
27. Водятся и так называемые лоси. Строением тела и пестротой они похожи на козлов, но несколько больше их, рога у них тупые, а ноги без связок и сочленений. Поэтому они не ложатся, когда хотят спать, и раз они почему-либо упали, то уже не могут ни стать на ноги, ни даже приподняться. Логовище им заменяют деревья: они к ним прислоняются и таким образом спят, немного откинувшись назад. Как только по их следам охотники откроют их обычное убежище, то в том же месте они либо подкапывают все деревья в корне, либо надрезывают их, но настолько, чтобы вообще казалось, что они крепко стоят. Как только лоси, по обыкновению, прислоняются к этим непрочным деревьям, они валят их своей тяжестью и вместе с ними падают сами.
28. Третья порода – это так называемые зубры. Они несколько меньше слонов, а по внешнему виду, цвету и строению тела похожи на быков. Они очень сильны и быстры и не щадят ни людей, ни животных, которых завидят. Германцы стараются заманивать их в ямы и там убивают. В этой трудной и своеобразной охоте упражняется и закаляется молодежь, и кто убьет наибольшее число зубров и публично представит в доказательство их рога, тот получает большие похвалы. Зубры, даже пойманные совсем маленькими, не привыкают к людям и не делаются ручными. По своему размеру, строению и внешнему виду их рога очень отличаются от рогов наших быков. Их всячески стараются добыть, оправляют по краям серебром и употребляют вместо кубков на торжественных пирах.
29. Когда Цезарь узнал от разведчиков убиев, что свебы удалились в свои леса, он решил не двигаться дальше из боязни недостатка провианта, так как германцы – на что мы указывали выше (13) – очень мало занимаются земледелием. Но чтобы вообще оставить варваров в страхе перед своим возвращением и задержать подход к ним подкреплений, он после обратной переправы своего войска через Рейн приказал разобрать на двести футов в длину конец моста у берега убиев и на краю моста поставил четырехэтажную башню; для охраны моста он заложил сильное предмостное укрепление, для прикрытия которого оставил двенадцать когорт под командой молодого Г. Волькация Тулла. Так как уже начал поспевать хлеб, то сам Цезарь выступил в поход против Амбиорига через Ардуеннский лес, самый большой во всей Галлии, который идет на протяжении с лишком пятисот миль от берегов Рейна и границы треверов вплоть до страны нервиев. Сюда же он послал вперед со всей конницей Л. Минуция Басила в расчете, что быстрота движения или же удобный случай помогут ему достигнуть некоторого успеха. При этом он посоветовал Басилу не позволять разводить в лагере огни, чтобы они еще издали не были сигналом его приближения, а сам обещал ему без промедления идти за ним следом.
30. Как Басилу было приказано, так он и поступил. Он быстро и совершенно неожиданно проделал свой поход и застиг врасплох массу эбуронов в деревнях. По их показаниям он двинулся против самого Амбиорига туда, где, как они говорили, он находился в сопровождении немногих всадников. Счастье во всем играет большую роль, особенно же в делах войны. Большой случайностью было то, что Басил наткнулся на Амбиорига, когда последний был к этому не готов и не принял мер предосторожности, и что Басила увидали перед собой прежде, чем о его наступлении могли дойти слухи и вести. Но не менее счастливым случаем для Амбиорига было то, что хотя он лишился всего бывшего при нем военного имущества, причем были захвачены даже его повозки и лошади, но сам спасся от смерти. Но и это случилось лишь потому, что его дом стоял в лесу, так как вообще галлы для защиты от жары строят свои жилища большей частью вблизи лесов и рек, а его спутники и друзья, заняв узкую дорожку в лесу, некоторое время могли выдерживать нашу конную атаку. Во время боя кто-то из его людей посадил его на коня, и беглеца укрыл лес. Таким образом, по воле судьбы Амбиориг, с одной стороны, подвергся опасности, с другой – избежал ее.
31. Умышленно ли не стянул Амбиориг всех своих сил, не считая возможным принимать решительное сражение, или ему в этом помешала краткость времени и внезапное появление нашей конницы, за которой, по его убеждению, должны были следовать наши главные силы, – сказать трудно. Во всяком случае, он разослал по деревням гонцов с предложением каждому заботиться о себе. Часть населения спаслась бегством в Ардуеннский лес, другая – в обширные болотистые местности; жившие ближе к Океану укрылись на островах, образуемых приливами; многие совсем покинули свою страну и нашли для себя и для всего своего достояния пристанище у людей совершенно чужих. Царь другой половины страны эбуронов – Катуволк, участник восстания Амбиорига, по своему преклонному возрасту не мог выносить тягости войны и бегства и, всячески проклиная Амбиорига как истинного виновника этого движения, отравился ягодами тиса, который в большом количестве водится в Галлии и в Германии.
32. Сегны и кондрусы, которые причисляются к германским племенам и живут между эбуронами и треверами, отправили Цезарю послов с просьбой не рассматривать их как врагов и вообще не думать, что все германцы, живущие по ею сторону Рейна, имеют общие интересы: сами они вовсе не помышляли о войне и не посылали никаких подкреплений Амбиоригу. Цезарь опросил по этому поводу пленных и приказал сегнам и кондрусам выдать ему всех бежавших эбуронов, которые вздумают спасаться к ним. Только при этом условии он обещал не трогать их страны. Затем, разделив все свои силы на три колонны, он направил обоз всех легионов в Адуатуку. Так называется укрепленный пункт почти в центре страны эбуронов, где перед этим стояли на зимних квартирах Титурий и Аурункулей. Это место он выбрал, между прочим, потому, что теперь нужно было облегчить работу солдат. Для прикрытия обоза он оставил 14-й легион, один из тех трех, которые он в последний раз набрал в Италии и перевел сюда. Командование легионом и лагерем он поручил Кв. Туллию Цицерону, которому, кроме того, придал двести всадников.
33. Разделив войско, одну из трех колонн в три легиона Цезарь отправил под командой Т. Лабиэна к Океану в те части области эбуронов, которые соприкасаются со страной менапиев; другую, также в три легиона, под начальством Г. Требония, для опустошения области, прилегающей к стране адуатуков; а сам с остальными тремя легионами решил двинуться к притоку Мосы Скальдису и к окраине Ардуеннского леса, куда, по его сведениям, удалился в сопровождении немногих всадников Амбиориг. При выступлении он обещал вернуться через семь дней, так как знал, что к этому сроку легион, оставляемый в Адуатуке, должен получить свое довольствие. Лабиэна и Требония он также убеждает вернуться, если это можно сделать без ущерба для всей кампании, к тому же дню, чтобы снова обменяться мнениями и, выяснив расчеты неприятеля, начать войну по новому плану. 34. У врагов, как мы выше указали, не было какого-либо регулярного войска, или города, или укрепленного пункта, способного к вооруженной обороне, но это была лишь масса, разбросанная в разных направлениях; каждый цеплялся или за скрытую долину, или за лесное место, или за непроходимое болото, если надеялся найти себе здесь защиту или спасение. Эти места были известны соседям, что требовало от Цезаря особой бдительности, разумеется, не в смысле сохранения войска во всей его совокупности (армии как целому не могла угрожать никакая опасность со стороны устрашенных и разбросанных неприятелей), но надо было беречь отдельных солдат; а это в свою очередь должно было отзываться и на всей армии. И действительно, с одной стороны жажда добычи заманивала многих из них все дальше и дальше, а с другой – леса с их потаенными и неверными тропами не давали возможности атаковать неприятеля в сомкнутом строю. Чтобы покончить с этой операцией и в корне истребить весь этот преступный сброд, надо было бы рассылать в разные стороны много отдельных отрядов и, таким образом, раздроблять войско; если же держать манипулы в строю под знаменами, как этого требовали правила и установившийся в римской армии порядок, – в таком случае сама местность служила для варваров защитой и у отдельных из них хватало дерзости устраивать засады и нападать на рассеявшихся римских солдат. Против подобных затруднений принимались, насколько возможно было, меры предосторожности в том соображении, что, при всей жажде мести у солдат, лучше жертвовать отдельными случаями причинить вред врагу, чем это делать с какими-либо потерями. Поэтому Цезарь разослал по соседним общинам гонцов, вызывая всех, рассчитывающих на добычу, грабить эбуронов, чтобы в их лесах подвергались опасности лучше галлы, чем легионные солдаты, а также чтобы окруженное этой массой племя было уничтожено за свои преступления вконец, вплоть до самого своего имени. И действительно, отовсюду собралось множество галлов.
35. Так шло дело во всех частях страны эбуронов. Между тем уже приближался седьмой день, когда Цезарь хотел вернуться к обозу и в лагерь Цицерона. Тут можно было убедиться в том, какую роль играет на войне счастье и сколько превратностей оно приносит. Враги, как мы указали, были рассеяны и напуганы, и у них не было ни одного отряда, который мог бы подать нам хотя бы самый ничтожный повод к опасениям. Но тем временем дошел до зарейнских германцев слух о разграблении эбуронов и о том, что римляне вызывают охотников до добычи. Тогда жившие у самого Рейна сугамбры, которые, как выше было указано (14), дали приют бежавшим тенктерам и усипетам, собирают две тысячи всадников и переправляются через Рейн на кораблях и на плотах, на тридцать миль ниже того места, где Цезарь навел [второй] мост и поставил гарнизон. Они нападают на пограничные части области эбуронов, захватывают много разбежавшегося народа и большое количество скота, до которого варвары вообще большие охотники. В увлечении добычей они двигаются дальше; ни леса, ни болота не задерживают этих прирожденных воинов и разбойников. Они спрашивают у пленных, где находится Цезарь; им говорят, что он далеко и что его войско отсюда ушло. Один из пленных прибавил: что вы гонитесь за этой жалкой и ничтожной добычей, когда вы сразу могли бы сделаться богачами? Через три часа вы можете быть в Адуатуке: туда римское войско свезло все свое богатство, а тамошний гарнизон так мал, что ни вала кругом занять не сможет, ни выйти за укрепления не решится. Обнадеженные им германцы спрятали ту добычу, которую они уже успели награбить, и поспешили в Адуатуку, взяв в проводники того же пленного, который им это сообщил.
36. Цицерон во все предшествовавшие дни строго соблюдал указания Цезаря и держал солдат в лагере, не выпуская из него даже погонщиков. Но на седьмой день он стал сомневаться в том, что Цезарь в точности исполнит свое слово относительно дня возвращения, так как слыхал, что он ушел далеко и не было никаких вестей о его возвращении. Вместе с тем на него производили большое впечатление громкие жалобы тех, которые называли его терпеливое ожидание своего рода блокадой (раз даже из лагеря нельзя выйти). Наконец, и сам он не думал, что на три мили в окружности с ним может приключиться несчастие, когда против рассеянного и почти уничтоженного врага выставлено девять легионов с сильной конницей. Поэтому он выслал пять когорт за фуражом на те поля, которые отделялись от него всего только одним холмом. В лагере было оставлено много больных из разных легионов; около трехсот из них за эти дни выздоровели и были посланы вместе с когортами под особым знаменем; кроме того, воспользовавшись этим случаем, за ними пошло очень много погонщиков с большим количеством вьючных животных, остававшихся в лагере.
37. Как раз в этот момент случайно появились германские всадники и тотчас же на скаку попытались ворваться в лагерь у задних ворот. Так как с этой стороны их прикрывали леса, то они были замечены только при самом своем приближении к лагерю, так что торговцы, разбившие свои палатки у самого вала, не успели вернуться в лагерь. Это неожиданное нападение привело наших в замешательство, и караульная когорта с трудом выдержала первый натиск. Враги охватывают лагерь и с других сторон – в расчете найти какой-либо пункт для прорыва. Только с трудом наши удерживают ворота; остальные подступы защищает только самая местность и лагерные укрепления. Во всем лагере суета и тревога, и один спрашивает у другого о причине переполоха; не соображают, куда направить атаку, кому куда идти. Один кричит, что лагерь уже взят; другой утверждает, что войско вместе с императором уничтожено и победители-варвары уже здесь; большую часть самое место наводит на странные суеверные мысли: живо представляется катастрофа с Коттой и Сабином, которые погибли именно в этом укреплении. Такой всеобщий страх и ужас у римлян поддерживает в варварах мысль, что в лагере действительно нет гарнизона, как им говорили пленные. Они пытаются прорваться и подбодряют друг друга к тому, чтобы не упускать из рук такого счастливого случая.
38. В числе больных при отряде находился старший центурион в войске Цезаря П. Секстий Бакул, о котором мы упоминали в связи с прежними сражениями (15). Он уже пятый день не принимал пищи. Не ожидая спасения ни для себя, ни для остальных, он выходит без оружия из палатки, видит, что враги уже близко и дело совсем плохо; хватает оружие у первого попавшегося и становится у ворот. К нему присоединяются центурионы караульной когорты. Некоторое время они все вместе выдерживают бой, но Секстий лишается чувств от многих тяжелых ран, и его с трудом спасают, передавая из рук в руки. Тем временем остальные ободряются настолько, что осмеливаются стать на укрепления и принять вид активных защитников.
39. Между тем наши солдаты уже окончили фуражировку и вдруг слышат крик. Вперед выскакивают всадники и видят, как плохо обстоит дело. А здесь нет ни одного укрепления, чтобы прикрыть устрашенных: только что набранные солдаты, без боевой опытности, глядят военному трибуну и центурионам в глаза и ждут их указаний. Нет такого храброго человека, которого неожиданность не смутила бы. Варвары, заметив издали сомкнутые ряды отряда, бросают штурм. Сперва они были убеждены, что вернулись легионы, которые, [однако], по показанию пленных, должны были уйти далеко. Потом, удостоверившись в малочисленности отряда, они нападают на него со всех сторон.
40. Погонщики побежали вперед на ближайший холм. Быстро выбитые оттуда, они бросаются к знаменам и манипулам и тем еще больше терроризуют и без того оробевших солдат. Другие предлагают образовать, ввиду близости лагеря, клинообразную колонну и таким образом быстро пробиться – в полной уверенности, что если некоторая часть из них и будет отрезана и уничтожена, зато остальные могут спастись; третьи советуют занять позицию на возвышенности и сообща разделить общую участь. Этого не одобряют старые солдаты, которые, как мы указали, отправились под особым знаменем вместе с когортами. И вот, ободрив друг друга, они под предводительством своего начальника – римского всадника Г. Требония – пробиваются сквозь неприятельские ряды и все до одного благополучно достигают лагеря. Примкнувшие к ним погонщики и всадники спаслись благодаря той же атаке этих храбрых солдат. Наоборот, те, которые заняли возвышенности, за отсутствием боевого опыта не выдержали принятого ими же самими плана – защищаться на высокой позиции, равно как и не сумели усвоить себе ту стремительность и быстроту, которая на их глазах так помогала другим. Вместо этого они попытались вернуться в лагерь, причем попали на невыгодное место. Их центурионы, часть которых была переведена из низших рангов в других легионах в этот легион с повышением в ранге за храбрость, сражались с чрезвычайной доблестью, чтобы не потерять ранее приобретенной славы, и пали; зато часть солдат, воодушевленная их храбростью, заставила врага податься и, против ожидания, благополучно достигла лагеря; другая же часть была окружена варварами и погибла.
41. Германцы, видя, что наши уже стоят на укреплениях, потеряли надежду на завоевание лагеря и вернулись за Рейн с той добычей, которую они спрятали в лесах. Но даже после ухода неприятеля все еще продолжался ужас у наших, и когда посланный Цезарем с конницей Г. Волусен в следующую ночь прибыл в лагерь, ему никто не хотел верить, что Цезарь и его армия невредимы и подходят. Все были так охвачены страхом, что, точно безумные, утверждали, что все главные силы уничтожены и что только этот конный отряд спасся при общем бегстве: ведь если бы, говорили они, войско было невредимым, германцы не стали бы штурмовать лагеря. Их страху положил конец только приход Цезаря.
42. Как человек, хорошо знакомый с превратностями войны, Цезарь по своем возвращении мог сделать упрек единственно в том, что когорты были посланы с своего поста и из укрепленного лагеря: следовало избегать возможности даже самой незначительной неудачи; по его мнению, несомненной игрой судьбы было внезапное нападение врага, а еще более – его удаление, после того как он был уже у самого вала, почти в воротах лагеря. Но самым удивительным во всем этом деле представлялось то, что германцы, переправившиеся через Рейн с намерением опустошить страну Амбиорига, случайно отвлеклись в сторону римского лагеря и тем оказали Амбиоригу самую желанную услугу.
43. Цезарь снова выступил для опустошения земли врагов. Из соседних племен он собрал много народа и разослал его во все стороны. Все селения и дворы, какие только попадались на глаза, были сожжены; все разграблялось; хлеб на полях съедало множество вьючных животных и людей, а то, что оставалось, полегло от дурной осенней погоды и проливных дождей; если кому-нибудь покамест еще и удавалось укрыться, то всем таким людям, даже после ухода нашего войска, грозила несомненная смерть от голода. При этом разосланные в огромном количестве по разным направлениям всадники часто добирались до такого пункта, что эбурионы при взятии в плен искали глазами Амбиорига, точно они только что видели его бегущим, и даже утверждали, что он не совсем еще скрылся. Это увеличивало надежду на успех погони, и те, которые желали заслужить высшую благодарность Цезаря, брали на себя бесконечный труд и, можно сказать, в своем усердии готовы были превзойти самую природу человеческую. Но каждый раз какой-нибудь мелочи недоставало до полного успеха. А тем временем Амбиориг спасался в потаенных местах и в густых лесах и под покровом ночи устремлялся по иным направлениям и в другие местности – притом в сопровождении только четырех всадников, которым он одним решался доверить свою жизнь.
44. Когда, таким образом, вся эта местность была опустошена, Цезарь отвел все свое войско с потерей только двух когорт, назад в Дурокортор в стране ремов. Назначив в этом пункте общегалльское собрание, он решил произвести следствие о заговоре сенонов и карнутов (16). Аккон, который стоял во главе этого заговора, был присужден к смерти и казнен по обычаю предков (17). Некоторые из страха перед судом бежали. Они объявлены были лишенными огня и воды. После этого Цезарь поместил на зимние квартиры два легиона на границе треверов, два – в области лингонов, шесть остальных – в Агединке в области сенонов, заготовил для всей армии продовольствие и, по своему обыкновению, отправился в Италию на судебный съезд.